Невеста Абидосская. Турецкая повесть Лорда Байрона - Страница 2

К оглавлению

2

Но Селимъ палъ. Зюлейка не слыхала убійственнаго выстрѣла; она умерла прежде его…


Уже разсвѣтъ: клубятся тучи,
Въ туманъ одѣтъ небесный сводъ;
Полночный бой у шумныхъ водъ
Давно замолкъ, но брегъ зыбучій
Явилъ съ печальною зарей
Слѣды тревоги боевой;
Обломки сабли притупленной,
И мечъ еще окровавленный.
Замѣтно было на пескѣ,
Какъ буйные его топтали,
Какъ руки, роясь, замирали
И подъ кустомъ не вдалекѣ
Курился факелъ обгорѣлый.
Вотъ опрокинутый челнокъ
Волною брошенъ на песокъ,
И епанча изъ ткани бѣлой,
Въ крови, пробитая свинцомъ,
Виситъ на тростникѣ морскомъ:
И быстрый плескъ волны упорной
Отмыть не можетъ крови черной;
Но гдѣ-же тотъ, съ чьего плеча
Въ крови упала епанча?
О! если-бъ сердце чье хотѣло
Оплакать горестное тѣло,
Пускай его, пусть ищетъ тамъ,
Гдѣ море и кипитъ и блещетъ
И подъ скалой Сигейской плещетъ,
Стремясь къ Лемносскимъ берегамъ;
Надъ нимъ морскія птицы вьются,
Ужь хладный трупъ клевать несутся,
И онъ безчувственный плыветъ
По произволу бурныхъ водъ,

Вотъ основа Поэмы, переводомъ которой Г. Козловъ обогатилъ нашу Словесность. Отсылаемъ читателей къ самой Поэмѣ, когда хотятъ они узнать подробности Байронова разсказа. Краткія выписки не могутъ дать о нихъ понятія. Мы увѣрены, что прекрасные стихи Русскаго переводчика доставятъ наслажденіе уму и сердцу читателей. Какъ Поэтъ и какъ Стихотворецъ, Г-нъ Козловъ заслуживаетъ почетное мѣсто на нашемъ Парнассѣ. Не только новый трудъ его, но поэма Чернецъ, мѣлкія стихотворенія и переводы, помѣщенныя въ разныхъ Журналахъ и Альманахахъ доказывающихъ это неоспоримо.

Но если спросятъ меня: даетъ-ли переводу Г-на Козлова вѣрное понятіе о стихахъ и выраженіи Байрона? признаюсь: этотъ вопросъ затруднителенъ. Если обязанность переводчика такова, что онъ долженъ передать всю силу, всю прелесть подлинника, дать отчетъ за всѣ красоты его, то переводъ Абидосской Невѣсты не выдержитъ строгой критики. Повторяю, что Русскіе стихи прекрасны; но въ нихъ нѣтъ мужественной силы, нѣтъ выраженія Байронова. Они кажутся мнѣ слишкомъ цвѣтны, слишкомъ обременены словами противъ подлинника. Сличимъ, для примѣра, первый стансъ поэмы. Вотъ начало подлинника:


Know ye the land where thecypress and myrtle
Are emblems of deeds that are done in their clime?
Where the rage of the vulture, the love of the turtle,
Now melt into sorrow, now madden to crime?

Какая полнота и краткость въ описаніи страны? въ которую Байронъ помѣщаетъ дѣйствіе своей Поэмы. Вотъ переводъ:


Кто знаетъ край далекій и прекрасный,
Гдѣ кипарисъ и томный миртъ цвѣтутъ,
И гдѣ они во знаменье растушъСуровыхъ дѣлъ и нѣги сладострастной?Гдѣ нѣжность чувствъ съ ихъ буйностью близка,Вдругъ ястребъ тихъ, а горлица дика?

Здѣсь много лишняго и мысль Байрона растянута. Байронъ только намекаетъ на то, что Переводчикъ подробно высказываетъ. Байронъ, указывая вамъ на кипарисъ и миртъ, спрашиваетъ: «Знаете-ли вы страну, гдѣ кипарисъ и миртъ, эмблеммы событій тамъ совершившихся?» Это два первые стиха Байрона. Онъ не называетъ страны, о которой хочетъ говорить, далекою, прекрасною, мирта томнымъ (прилагательное несвойственное дереву, притомъ и кипарисъ не можетъ цвѣсть) и вѣроятно: кипарисъ и миръ онъ не хотѣлъ назвать эмблеммами суровыхъ дѣлъ и нѣги сладострастной. Кипарисъ есть эмблемма тишины гроба, а миртъ счастія любви: смерть и любовь, какое разительное соединеніе понятій! Положимъ, что нѣга сладострастная можетъ выразить любовь, но суровыя дѣла, не точно и не вѣрно выражаютъ мысль Байрона. И къ чему всѣ эти подробныя объясненія? Для описаній будетъ мѣсто послѣ. Переходимъ къ двумъ другимъ стихамъ Байрона. «Гдѣ (продолжаетъ онъ) бѣшенство ястреба и любовь горлицы, то сливаются (стапливаются) въ грусти, то влекутъ (вводятъ) въ преступленіе?» Впрочемъ, здѣсь весьма трудно передать точный смыслъ подлинника (Now melt into sorrow, now madden to crime). Переводчикъ замѣняетъ все это словами: Гдѣ нѣжность чувствъ съ ихъ буйностью близка; совсѣмъ не то! Далѣе, отдѣливъ этотъ стихъ отъ сравненія съ горлицею и ястребомъ, онъ переставляетъ смыслъ подлинника, отдѣльно изображаетъ сихъ птицъ (гдѣ ястребъ тихъ, а горлица дика), какъ будто Байронъ хотѣлъ изобразить состояніе сихъ птицъ, въ то время, какъ у Байрона онѣ представляютъ только новую эмблемму, въ дополненіе первой, кипариса и мирта. Во Французскомъ переводѣ такая-же перестановка, смыслъ подлинника совсѣмъ потерянъ: La tourtrrelle y fait entendre ses roucoulemens melancoliques et le vautour y exerce ses brigandages cruels. Подумаете, читая это, что вамъ попалась какая нибудь Фонтенелева идиллія. И къ чему тутъ: ястребъ тѣхъ, а горлица дика? Я не вижу никакой послѣдовательности идей.


Know ye the land of the cedar and vine
Where the flowers ever blossom, the beam ever sрine;
Where the light wings of Zephyr, oppressed with perfume
Wax faint o'er the gardens of Gul in her bloom;
Where the citron and olive are fairest of fruit,
And the voice of the nightingale never is mule;
Where the tints of the earth, and the hues of the sky,
In colour though varied, in beauty may vie,
And the purple of Ocean is deepest in die;
Where the virgins are soft as the roses they twine,
And all, save the spirit of mad, is divine?

Ни слова о роскоши описанія, что стихъ; то картина очаровательная. Мы повѣримъ ихъ по слѣдамъ Переводчика. Онъ повторяетъ вопросъ: Кто знаетъ край; такъ и у Байрона.


Кто знаетъ рай, гдѣ небо гоубоеБезоблачно, какъ счастье молодоеГдѣ кедръ шумитъ и вьется виноградъ.

Прекрасные стихи, но опять прибавки. Что говоритъ Байронъ? «3наете-ли вы страну кедровъ и виноградниковъ, гдѣ всегда цвѣтутъ цвѣты, всегда свѣтлое небо,» Небо безоблачно, какъ молодое счастье, лишнее, и слова: «Гдѣ кедръ шумитъ и вьется виноградъ,» не замѣняютъ простыхъ, но сильныхъ словъ: Theand of the cedar and vine (земля кедровъ и виноградниковъ). Слѣдующій за тѣмъ стихъ: Where the light wings of Zephyr, oppressed with perfume, замѣненъ прелестными стихами:

2